В каждую российскую эпоху бывают люди, а также их сообщества, чьи мысли естественным и даже упреждающим образом совпадают с царскими/кремлёвскими. Сегодня таких больше, чем в любое из послесоветских времён, и уже не имеет особого значения, кто там что исповедует от души, а кто и что – для виду. При этом всё-таки можно набраться и полноценных знаний, но они будут существовать в человеке как бы сами по себе, не пользуясь с его стороны достаточным спросом.
Такой была одна из особенностей советского образования. Всё, что человек учил, было не для жизни, а для экзамена, диплома, диссертации. В этом смысле, конечно, для жизни, но не такой, в которой требуются полноценные и постоянно живые знания. Такова природа того невежества, которым отличается образованный класс любого несвободного общества.
Эти люди сейчас и есть видимое лицо России. Нельзя даже сказать, что они притворяются путинистами – они просто работают, находятся на службе. На них возложены обязанности, для исполнения которых багаж неугодных власти знаний не требуется.
А можно ли встретить человека, который за власть не по службе, а чуть ли не по велению сердца, и при том знает, что она злодействует и всё врёт? Можно, конечно, и таких стало больше с началом войны. Не меньше, а больше, и теперь они даже лучше себя чувствуют, ибо могут себе сказать, почти не лукавя: "Права она или нет, но она моя Родина".
С одним из таких мы когда-то работали в одной "шараге". Он моложе меня, мог бы сегодня занимать не последнее место в путинской номенклатуре, но… уклоняется. Поэтому он всё-таки не совсем из "таких", что прибавляет ему интереса в моих глазах.
Мы с ним одного мнения об истоках войны, только он, повторяю, за Россию, а я против. Нам нет необходимости что-то друг другу объяснять, доказывать, уличать друг друга в ошибках и передёргиваниях, так или иначе стремясь к взаимопониманию. То, что требуется в данном историческом случае, мы с ним знаем и понимаем одинаково. Так врачам равной квалификации нет нужды особо препираться насчёт состояния больного перед ними.
Мы оба знаем, что до 2014 года Россия в достаточной для неё мере держала Украину при себе. Пусть не совсем так близко и прочно, как ей хотелось бы, но – при себе. В 2014 году Украина повела себя так, что Россия поняла, что ещё чуть-чуть – и она навсегда "потеряет Украйну", как выразился Сталин в письме Кагановичу в 1932 году в связи с первым робким непослушанием украинской коммунистической номенклатуры. Спустя 90 лет Россия и попыталась её, эту уже почти потерянную Украйну, вернуть. Авось, получится – так она не рассуждала. "Должно получиться! – сказала она себе. – Иначе я перестану быть Россией в привычном мне смысле".
– Я, если хочешь, Катков, только не такой способный и совсем неизвестный, – говорит этот человек.
Да. Михаил Катков. В русской культуре, в первом её ряду, не было, кажется, никого, кто не отзывался бы о нём с гневом и/или презрением. Он не только не оставался в долгу, но на протяжении многих лет напрашивался на это – сознательно, с твёрдым убеждением, что служит России, её государственности.
Государственность – вот оно, то слово, которое для людей такого склада значит всё, всё заменяет и всё прощает.
В молодости Михаил Катков написал небольшую, но толковую книжечку про русский язык. В ней он одним из первых в России показал, что украинский язык не разновидность русского, а отдельный, вполне самостоятельный и равноценный. Много лет Катков оставался верным себе. В 1860 году в своём еженедельнике "Современная летопись" он выступил за то, чтобы языком школьного образования в Украине был украинский. Более того, объявлениями в этом еженедельнике участвовал в сборе пожертвований на издание украиноязычных книг.
По опыту человека, имеющего дело с языками, он не мог не знать, что между украинским и русским различий больше, чем требовалось бы, чтобы считать украинский наречием русского или русский – наречием украинского.
Он знает, что Россия, путинская или послепутинская – не навсегда и что конец близок
… А через три года стал врагом украинства №1. Что же произошло? Произошло восстание поляков, подавленное с поистине бучинской жестокостью. Катков понял по едва заметным признакам, что, если не будет в самом зародыше пресечено украинство, Украина неминуемо уйдёт в свободное плавание – и так будет покончено с той российской государственностью, дороже которой для него ничего на свете не было.
Ту же угрозу он учуял в образованном и нацеленном на Европу классе России. Так он понимал её, для него горькую, судьбу: всё, за малыми исключениями, просвещённое, одарённое, не шкурное в ней есть и будет во вред её природной государственности. Вольно или невольно, но во вред. А природная государственность России – так уж, слава её отцам и сыновьям, сложилось –имперская.
…Ну, понятно. Передо мною, значит, Катков Второй. Но почему он уклоняется от службы путинизму? Катков Первый ведь от службы царизму не уклонялся, имея с этого всё, что было можно, и даже больше. Психология, понимаешь… Катков Второй не хочет повторять тот злой бред, который несётся из Кремля и отравляет всё вокруг. Не может себя заставить. Не позволяет чувство собственного достоинства.
У Каткова Первого отношения с примерно таким же царским бредом были совершенно другие. Он даже не подпевал ему, а на равных в нём участвовал и вместе с царём верил, что самодержавная, единая и неделимая Россия – это навсегда. Катков Второй не просто не верит, а знает, что Россия, путинская или послепутинская – не навсегда и что конец близок. Знает это, но хочет, чтобы она постояла ещё сколько-то. Я же – не хочу. Но оба мы отчётливо видим неизбежное.
– Ты что-то небывалое, – говорю ему. – Во всяком случае, что-то уж очень особенное. Катков всё-таки считал, что Россия во всём права и потому желал ей победы. Но желать ей победы, зная, что она неправа – это что-то такое мудрёное, такое, извини, даже болезненное…
– Болезненное – то слово, – признаёт он. – Я это знаю за собой.
Всё он знает.
Их много, таких болезных и всё знающих, но они нигде не представлены – ни в России, ни за её пределами, ни в сети. В том, что называется публичным пространством, этого сообщества нет. Понятно, почему. Скажи: "Россия – зло, но я за неё" - и столько уважаемых людей пожмут плечами: "Фу, какая пошлость!".
Анатолий Стреляный – писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
